В настоящее время историки искусства пересматривают свою точку зрения — ранее весьма пренебрежительную — касательно изобразительной культуры бывших испанских и португальских колоний в Южной Америке.
Эта территория простирается на 7600 км в длину и 5000 км в ширину. Разные ее районы сильно отличаются друг от друга в географическом и этническом аспектах, а форма правления постоянно менялась в зависимости от капризов истории. Поэтому абсурдной была бы попытка вычленить здесь единый последовательный стиль под названием «колониальной архитектуры». Бесспорно, сооружения эпохи барокко в большей степени связаны с трактатами Виньолы и Серлио и с традицией ордерной архитектуры, нежели с наследием «туземной» культуры. Однако в отдельных случаях сходство памятников с испанскими и португальскими прототипами оказывалось поверхностным.
Зодчие Нового Света были изобретательны — ведь строительные техники необходимо было приспосабливать к местным условиям. Своды остроумно имитировали с помощью дерева — из-за нехватки камня. Особенности климата, такие, как резкие перепады температур, дождь, засуха, требовали выработки новой концепции внутреннего пространства. Угроза землетрясений породила иной подход к решению конструктивных проблем. Зачастую инженеры приезжали в Новый Свет с целыми десятками руководств. Проекты из них брались за основу, когда сами архитекторы или их местные помощники возводили церкви, монастыри и общественные сооружения. В свою очередь мастера создавали новые собственные прототипы для последующего распространения архитектурных идей по стране — таким образом развивалась местная архитектурная типология. Это взаимодействие между элементами европейского зодчества и национальными особенностями южноамериканских областей и по сей день не получило должного освещения в специальной литературе. Дотоле неизвестной областью научных изысканий стал культурный контекст, в котором создавались и существовали поселения и дома местных жителей.
Недавно предметом исследования стало соотношение между основанием колониальных городов и произвольным возникновением поселений, их связь с архитектурой крепостей и иезуитских миссий. Эти вопросы вызывают интерес при исследовании роли местной культуры и ее вклада в художественный процесс в Южной Америке.
Взаимопроникновение разных культур не спровоцировало возникновения совершенно нового явления, по крайней мере среди тех памятников, которые служат предметом рассмотрения. Господствующая культура так или иначе доминировала. В то же время, как и в случае с мексиканским атриумом (ставшим здесь площадкой перед храмом для проповеди «язычникам»), древние приемы, в данном случае раннехристианские, возрождались и приспосабливались к современным требованиям. «Открытые капеллы» — свидетельство духовной связи индейцев с природой, они столь же необычны, сколь и практичны.
Католическая церковь, поощрявшая покорение Южной Америки, здесь, — гораздо сильнее, нежели в Старом Свете, — была озабочена тем, чтобы поразить и убедить неверующих. Архитектура, с ее более или менее очевидной силой воздействия на зрителя, представлялась идеальным средством для достижения этих целей. После того как завершилась начальная фаза колонизации — занятие территории, возведение укреплений, сопровождаемые учреждением миссий и религиозных орденов, — главной задачей в XVП-XVIП веках стало укрепление власти.
Новые монументальные соборы, приходские и монастырские храмы, паломнические церкви свидетельствовали, что колониальная система жизнеспособна и активно действует. Подряды на постройку храмов почти полностью вытеснили гражданскую архитектуру на второй план. Епископства и местные столицы, такие, как Ла Антигуа (Гватемала), Гавана (Куба), Мехико, Пауэбла (Мексика), Кито (Эквадор), Лима (Перу) и Ла Паз (Боливия) — и это лишь самые значимые города, — в процессе укрепления экономической мощи украшались вычурными храмовыми постройками, несмотря на то что процветанию этих центров часто угрожали природные катаклизмы.
В храмовой архитектуре Мексики и области Анд развивались особые стили, иногда ошибочно называемые «типично латиноамериканскими». На самом деле памятники в этих районах представляют собой вариации на темы испанских сооружений. Их фасады, особенно в центральной части, представляют собой роскошно украшенные поверхности, разительно отличающиеся от более мощного пластического решения, бытовавшего в Центральной Америке. Они напоминали ретабло, или временные триумфальные арки, в стране-метрополии. Их архитектурный образ во многом был обязан своим возникновением трактатам эпохи маньеризма. На таких фасадах было представлено множество фигур и орнаментов.
Здесь также присутствовали индейские мотивы, растения и животные, призванные поражать воображение и поучать местное население. В какой мере оно было прямо или косвенно подвержено воздействию этих архитектурных форм, и в какой мере это решение может рассматриваться как новшество испаноамериканского искусства — этот вопрос остается открытым. Сходная проблема — связь колониальной храмовой архитектуры с внутренним убранством андалузских церквей, и прежде всего с работами Франсиско де Уртадо Изквиердо, предпочитавшего абстрактные формы декора. Здесь такхсе отсутствует однозначный ответ.
Португальская колонизация ограничивалась главным образом прибрежными территориями, где вокруг крепостей захватчика создавались первые поселения. Вплоть до 1763 года главным городом, где заседало правительство, был Саньо Сальвадор де Байа, имевший «больше храмов, чем дней в году». Многие из них сохраняли связь со своими португальскими прототипами, такими, как зальные церкви Лиссабона или Коймбры. Их характерной чертой был двухбашенный фасад. Другие храмы Сан Сальвадора обязаны своим происхождением описаниям из трактатов Серлио. Лишь церковь Сан Франсиско да Ордем Терсейра в декоративном решении фасада имеет черты, сходные с архитектурой области Аид.
Напротив, в конце XVIII века в Бразилии, в области Минас Жер, богатой золотыми и алмазными копями, получил развитие уникальный вариант позднебарочного стиля. Сложные планы возведенных здесь сооружений, центрическая организация их внутреннего пространства, выпукло-вогнутые линии фасадов и тщательная пластическая проработка объемов — все это не имеет аналогов в архитектуре Латинской Америки. Их создатель — мастер Алейжадинью — один их тех немногих работавших на континенте строителей, чья биография нам известна. Инвалид («алейжадо» означает «калека»), сын португальца и негритянки-рабыни, был самоучкой. Его работы все еще трудно атрибутировать, хотя одаренный архитектор стал любимым персонажем бразильских историков. Даже сегодня сравнения с южно-германской и богемской архитектурой Динценхофера приводят исследователей к самым невероятным теориям. Более вероятно влияние на манеру Алейжади- нью построек Гварино Гварини.
Приверженность испытанным и опробованным образцам, возможность свободно пользоваться теоретической литературой и отсутствие требований новых решений — все это способствовало тому, что в архитектуре Южной Америки существовали одновременно позднеготическис, маньеристические элементы, детали стилей мудехар и платереск. Они господствовали вплоть до XIX века, сочетаясь вполне естественно даже в барочных интерьерах. Данная ситуация говорит о том, что жизнь этих, ставших традиционными стилистических форм и приемов продолжалась вплоть до эпохи эклектики второй половины XIX столетия.
