Искусство должно было наиболее совершенным образом пользоваться правилами, разработанными предшественниками и повсеместно принятыми обществом. Опора на прошлое давала уверенность, что создаваемые произведения проживут столь же долго, как шедевры Фидия и Праксителя.
Здания, имевшие осевую или центральную композицию, на фасадах украшались полным набором элементов и деталей, напрямую заимствованных из архитектуры Греции, Рима и итальянского Возрождения, и являлись продолжением архитектуры, выросшей из интереса к раскопкам Геркуланума и Помпеи.
Скульпторы создавали идеализированные фигуры родом из античных сюжетов или искусственно привязанные к той эпохе (например, «Делал и Икар», «Три грации» или Наполеон I в виде Аполлона Кановы). Живопись — это огромные полотна, полные театрального пафоса и статичности, это господство Давида с его римлянами, похищающими сабинянок, или клянущимися Горациями.
Некритическое восхищение античностью должно было вызвать обратные реакции. Мастера XIX в., поучаемые записанными в «Энциклопедии» лозунгами, что только они отвечают за свои произведения, начали революцию, далеко идущих последствий которой они не могли предвидеть даже в самых смелых своих ожиданиях.
Романтизм! Выросший на идеалах просвещения, он стал его отрицанием. Он означал крушение веры в познание и преобразование мира с помощью разума, отвергал почтение к книжной мудрости, провозглашал индивидуализм и культ собственного чувства.
Творцы начали обрывать одну нить преемство- вания за другой; личным примером они утвердили образцы поведения, действующие и поныне, вроде вызывающей манеры одеваться у первокурсников художественных вузов.
Расцвет романтизма приходится на 20—30-е годы XIX в. Этот период отмечен необычайными достижениями во всех областях искусства, однако символом его стала прежде всего живопись.
В 1819 г. Жерико представил публике «Плот Медузы». Это полотно стало вызовом прошлому, холодной и безжизненной античности, своего рода протестом против искусства Давида. Оно разделило зрителей на два яростно противоборствующих лагеря — сторонников, увидевших в нем полноту жизни с ее надеждами, страданиями и даже бедствиями, и противников (объединившихся вокруг официальных академий — продолжателей давидовского «совершенства»), обрушивших на картину грубые оскорбления за нарушение правил классической красоты. Признание официальным общественным мнением работ Жерико и его очень быстрый посмертный триумф стали прецедентом и ободрили многочисленных последователей: нужно протестовать и творить то, что чувствуешь; «непохожее всегда лучше». Консерваторы (т. е. предшественники) должны капитулировать. Даже если они поначалу будут сопротивляться, все равно проиграют… В 1822 г. Делакруа выставляет «Ладью Данте», а в 1824 г.—«Резню на Хиосе». Его главное произведение «Свобода на баррикадах», относящееся к 1830 г., можно рассматривать как подведение итогов всего романтического движения. Баррикады взяты.
1830 г. является условной датой, означающей конец целой эпохи. Право на пафос, динамику, драму и прежде всего на воображение получило вполне земное признание и вознаграждение. Делакруа был признан, посрамив академии и салоны, не сумевшие усмирить «бунт».
Легенда «творца» разрастается.
В 1822 г. Мицкевич пишет «Баллады и романсы», двумя годами позже умрет Байрон, в 1824 г. Бетховен создает Девятую симфонию, а в 1827 г. Виктор Гюго, впоследствии депутат, сенатор и член Французской академии, в предисловии к драме «Кромвель»
8. Полотно-символ «Плот Медузы» Теодора Жерико (1819) стало крупнейшим событием художественной жизни, и с него началась полоса заметных перемен в современном искусстве
оглашает манифест французских романтиков. Каждый из них сталкивался в своем искусстве с сопротивлением, каждый из них победил, и каждая такая победа стала примером для преемников. Понятие «новый» начинает отождествляться с понятием «хороший».
В то время сказать «я романтик» или «я классик» означало выражение символа веры, определение мировоззрения, заявление об отношении к жизни и творчеству. Бодлер писал, что тот, кто говорит «романтизм», говорит «современное искусство», однако лучше всех роль романтизма, победившего и принятого общественным мнением, охарактеризовал Теофиль Тор в своей оценке Всеобщей выставки (1855), указав, что большим ее завоеванием стало признание свободы выбора художественного замысла и стиля.
Романтизм, перебравшийся на мансарды художественной богемы, отбросил длинную тень на позиции последующих поколений. Победа над критикой (которая, окопавшись в редутах классических правил, защищала «истины, понятные всем») давала каждому выходящему на поле боя право поставить под сомнение созданные традициями привычки, придавала (с учетом множества прецедентов) уверенность в отрицании «старого».
Через несколько десятков лет футуристы сформу лировали (уже на языке XX в.) тезисы, под которыми могли бы подписаться и романтики:
«уничтожить культ прошлого, помешательство на античности, академический педантизм и формализм»;
окружить повсеместным презрением подражательство во всех его проявлениях;
возвысить с признательностью любые формы оригинальности, в том числе самые дерзкие и неожиданные» 13.
Брешь была пробита
Для следующего поколения романтическое упоение было уже прошлым. «Свобода» на баррикадах Июльской революции воспринималась уже лишь как полнотелая девица в театральной позе, а «Плот Медузы»— как затейливая жанровая сценка, когда появился Гюстав Курбе со своим художническим «реализмом». В его полотнах можно видеть людей, прощающихся со своими близкими на кладбище в Орнане, тяжелый труд каменотесов, природу, окружающую скромный крестьянский двор. Триумф Корбюзье — это следующая ступенька лестницы, поднимающей творца над’ посредственностью, это аргумент в пользу необходимости поисков нового. Аналогичные образцы создали уже в литературе Бальзак, Диккенс, Гоголь.
В 1863 г. Эдуард Мане, самый талантливый ученик Курбе, показал «Завтрак на траве», напоминающий «Сельский концерт» Джорджоне,— и снова скандал. Следующая картина —«Олимпия»— написана по мотивам «Спящей Венеры» Тициана — и тоже скандал. Подогреваемая критиками публика резко нападает на картину; Бодлер, приятель Мане, защищает право автора на свою собственную трактовку «темы». Он создает прецедент для критики, которая начинает функционировать в герметично замкнутом кругу творцов и их почитателей. Впрочем и сам Бодлер тоже под запретом. Опубликованные в 1857 г. «Цветы зла» ставят его вне официального (хотя и изменившегося) искусства, но становятся источником вдохновения для «Пьяного корабля» Артюра Рембо (1871).
В архитектуре романтизм заявил о себе «открытием» готики, водружением ее на пьедестал.
В 1753 г. в своем «Эссе об архитектуре» Марк-Антуан Ложье выделил два вида архитектуры — древнюю и новую, причем под новой понималась архитектура времен варваров, повсеместно называемая готикой.
Так было со времен Кватроченто. Для внимательного исследователя 30-х годов XIX в., который хотел бы развлечься предсказанием будущего, победа Чарльза Барри на конкурсе проектов здания парламента в Лондоне в 1836 г. и осуществление этого проекта должны были бы стать признаком наступления новых времен. Готика стала истинной религией искусства. Это было «Готическое возрождение», разрыв с тянувшимся с XIV в. господством античности. Усомне- ние в ордерах создавало возможности для усомнения в истинах, которые украшались этими ордерами. На добротном здании классической архитектуры появились неустранимые трещины. Неоготика — лишь первый шаг в нескончаемом ряду «нео-нео».
