Воробьевский дворец занимал одно из первых мест среди царских подмосковных усадеб. Тем не менее, он до сих пор остается малоизученной постройкой.
Воробьево впервые упоминается в духовной великой княгини Софьи Витовтовны около 1451 г. Оно отдавалось внуку Юрию, будущему дмитровскому князю. Последний в 1472 г. завещал “селце Воробиевское с деревнями” великому князю Ивану III. С тех пор оно переходило по наследству представителям старшей ветви московских князей и царей.
Упомянутый статус поселения (“сельцо”) говорит о том, что это была небольшая усадьба, без церкви, но “тянувшая” к себе округу. Она состояла из деревень Беляево, Деревлево и нескольких пустошей. Видимо, при Иване III небольшое имение обустраивается — в завещании 1504 г. оно уже называется селом. Василий III после 1521 г., когда во время крымского набега была сожжена его любимая усадьба Остров, делает Воробьево своим загородным местопребыванием. К сожалению, летописи не упоминают о строительстве деревянных хором в подмосковных селах. Можно лишь предполагать, что Василий III, содержавший по-византийски большой двор в Кремле, мог обустроить и свое село.
Раскинувшаяся на высоких, покрытых рощами Воробьевых горах, у живописной излучины Москвы-реки местность давала прекрасный обзор Москвы. Столица расстилалась буквально как на ладони. В 1525 г. по обету, данному в честь взятия Смоленска, великий князь основал Новодевичий монастырь. Его близость к Воробьеву не случайна. Территория обители, выделенная из княжеских земель, вплотную примыкала к межам государевой подмосковной.
О Воробьевском дворце, сооруженном до 1521 г., повествуют летописи. Говоря о набеге Махмед-Гирея, Вологодско-Пермская летопись дополняет: “Татарове и в Воробьеве великого князя селе были, и мед на погребех великого князя пили” 3. Спустя четверть века, когда в селе жил юный Иван IV, в ночь на 1 июня 1548 г. от молнии загорелся “верх терема воробьевского; и згоре терем и все хоромы на царя и великого князя дворе в Воробьеве”.
Обобщая эти два отрывка, можно сделать вывод, что Воробьевский дворец включал терем, хоромы и погреба, где хранились медовые напитки. Интересно выделение понятия “терем”, более мне не встречавшееся по отношению к загородным дворцам. Само слово греческого происхождения (therme — жар, тепло) и изначально, во времена Киевской Руси, означало “теплые хоромы”. Разделение Воробьевского двора на терем и хоромы, видимо, следует понимать как сопоставление отапливаемых зимних помещений и неотапливаемых летних.
На плане Москвы Исаака Массы 1610 г. этот дворец выглядит как сочетание разных по высоте деревянных объемов. Некоторая условность не отвергает правдивости плана — так, в изображении города и Новодевичьего монастыря художник стремился к реалистичности. Один объем выделялся среди остальных большей высотой. Похожую композицию мы находим в альбоме Мейерберга с видом села Никольского и на плане с изображением Измайловской усадьбы середины XVII в. Оба последних изображения схожи. Двухъярусные жилые хоромы соединены сенями-переходами с высотной повалушей — доминантой всего комплекса, который огражден забором с воротами. Рядом видны деревянные церкви. В альбоме Мейерберга отчетливо прорисовано верхнее крыльцо и переход к нему.
Этим же принципам следовал и Воробьевский дворец. Назначение основных его отделений хорошо известно благодаря исследованиям И.Е. Забелина и многочисленным документам. Первый ярус использовался под склады одежды, конской упряжи, оружия и пр. Жилым же был только второй ярус. Назначение повалуши некоторые ученые пытались связать со спальней. На мой взгляд, это мнение неудовлетворительно или отображает ее вторичную функцию.
Повалуши в богатых московских дворах были распространены в XVI в. Польский дворянин Станислав Немоевский в начале следующего столетия писал: “Более зажиточные купцы… имеют башенки вверх, в ширину две с половиною сажени, столько же в длину, крошечные оконца. Там летом отдыхают женщины” 6. Но первоначальное использование повалуш было, по-видимому, чисто практическим. Они выполняли дозорно-смотровую функцию, что было особенно важно в условиях постоянной крымской опасности. В 1521 г. войско Махмед-Гирея опустошило южное Подмосковье; была сожжена великокняжеская усадьба Остров и разорено Воробьево. Спустя двадцать лет хан Саиб-Гирей, дошедший до Москвы, грозился в письме к Ивану IV встать “в твоем селе Воробьеве” и пленить всю его “землю’ ’7 • Для предупреждения этого, помимо охраны загородных имений могли использовать и высотные смотровые сооружения. Конечно, ни о какой обороне в княжеском селе речи не шло, но внезапная опасность могла быть предотвращена.
Городское возмущение 1547 г., затронувшее и Воробьево, пожар дворца в следующем году, когда сгорели хоромы и житницы, омрачили молодого царя. Возможно, сразу после этих событий произошел вставленный в житие Василия Блаженного эпизод. Когда царь молился в церкви, юродивый упрекнул его в мирских думах. В ответ на слова Ивана, что он думает сейчас только о Боге, послышалось: “Я видел, как ты ходил мыслью по Воробьевым горам и строил дворец”. Набожный царь ужаснулся и, по сообщению жития, стал еще больше бояться и почитать блаженного.
Иван IV более не останавливался в Воробьеве, отдавая предпочтение Коломенскому и Тайнинскому. Дворец оказался заброшенным и, очевидно, в период Смуты был уничтожен окончательно. По свидетельству Авраама Палицына, в 1612 г. на Воробьевых горах располагались войска гетмана Ходкевича “со оставшимися роты” — оборванными и голодными наемниками.
Возобновлению Воробьевской усадьбы способствовали во многом случайные события. В преддверии войны за Украину царь Алексей Михайлович все чаще начинает проводить военные смотры. В июне 1653 г. и в марте 1654 г. местом их проведения становится Девичье поле неподалеку от Воробьева. В мае 1654 г. царь, отправляясь в поход, с войском “пришел на первый стан в село Воробьево” 10. Это, вероятно, первое царское посещение села после Смутного времени. К визиту воробьевские хоромы были, несомненно, отделаны, но о подробностях восстановительных работ и убранстве дворца сведений сохранилось очень мало. Усадьба представляла собой традиционный комплекс из хором, избушек и подсобных сооружений — дворов. Интерьеры были украшены дорогими “червчатыми” материями, которыми обивались также двери и откосы окон; дымники труб были расписаны масляными красками. Отдельной деревянной церкви не было, и еще в 1670-е гг. довольствовались полотняной во имя Воскресения Христова.
“Строельная книга” по Воробьеву 1675 г. 11 содержит любопытные сведения о ремонтных работах в усадьбе и ее внешнем облике. Летом начались мелкие починки в хоромах. Всем заведовал подрядчик “купчина” Иван Сафонов, который доставил в Воробьево “струб горнишной сосновой”, деревянные детали потолка и две “красные” (из строевого соснового леса) колоды на двери и окна. Вскоре последовали затраты на покупку деревянной избы и кровельные тесницы, которыми обивали крышу хором.
