Город в представлении Крира целостен, не расчленен на зоны, его система основана на иерархии уличных пространств, складывающихся в прямоугольную сеть. Малые жилые блоки образуют основу городской ткани. Монументальность выделяет общественные постройки на ее мелкомасштабном фоне. Величина пространств и сооружений приведена к обычным для доиндустриального градостроительства.
Просторы и четкость системы обязательны при любых условиях места. За этой простотой стоит ориентация на структуру европейских регулярных городов XVII—XVIII веков, времен классицизма Леду и Габриеля, и на типы сооружений, устойчиво несущие свои значения, — как пирамида, амфитеатр, купольный зал.
Рационалистическому модернизму и кичу Крир противопоставлял -простые человеческие ценности», воплощением которых служит «доиндус- триальный город — текст, который сложила вся община и который прочитывается каждым… В пучине кича, куда погрузилась современность, нужно не только знать, в каком порядке расставляются слова, чтобы получился текст, но и понимать значение самих слов».
В текстах Крира звучат антииндустриа- листские и проремесленнические параллели идеям Рёскина и Морриса. Антиутопизм критики модернистского урбанизма у Крира обернулся возвращением старой ретроспективной утопии.
Поиск универсальных архетипов стал стержнем неорационализма, основы которого в конце шестидесятых заложил итальянец Альдо Росси (1931-1998). Учившийся в Милане, он был близок с Э. Н. Роджерсом. Его первые работы 1960-х обнаруживают влияние рационализма двадцатых, Э.-Л. Булле и Лооса, равно как и -метафизической живописи» Дж. Де Кирико.
Неорационалистическая концепция Росси основана на утверждении первичности семантической стороны зодчества и выявлению устойчивых архетипов архитектурного языка — стена, проем, колонна, башня и т.п., — очищенных от наслоений и приведенных к элементарным геометрическим очертаниям. Редуцируя архитектуру до фундаментальных основ, до платоновских элементарных тел, взывая к примеру Ложье и Леду. Росси создавал проекты, отмеченные сардоническим инфантилизмом.
Он не предлагал своей версии возрождения или трансформации классики — он лишь обращался к ее духу упорядоченности, подчеркнутому симметрией. Его интересовала не история, а некие константы, как бы выпавшие из ее потока. Архитектура замыкалась в автономную сферу, законы которой выводятся из типологического исследования наследства и закономерностей конструкции.
Отвергая возрождение прошлого, он делал отсылки к нему завуалированными. Лаконизм метафоры кладбища Сан-Катальдо в Модене, Италия (1971, 1976-1982), рождает впечатление спокойной монументальности. Заявлены основные элементы «словаря» архитектуры — три главные формы, три знака: ограждающая кладбище здание-стена — пристанище мертвых; куб, как бы покинутое, выгоревшее жилище, символ смерти — для совершения внутри него похоронных обрядов; усеченный конус, трубообразный пантеон с братской могилой — он замыкает ось системы. Пространство между кубом и конусом занимают ряды могил, вписанные в треугольник, который обращен вершиной к конусу. Все вместе складывается в тревожащую ассоциацию с концлагерем: тюрьма, бараки, труба крематория над ними — символ-напоминание, символ- предупреждение… а быть может, фаталистический образ антигуманности современной жизни, в которой свобода — лишь мираж в предопределенных пределах. Архитектура, сведенная к лаконичным знакам, открывает широкий диапазон неопределенности в прочтении ее значений. Их истолкование зависит от личного опыта, культуры, настроения.
