О двух концепциях императорской резиденции: Зимний дворец в Петербурге после пожара 1837 г. и Большой Кремлевский дворец в Москве

Два главных по своему государственному статусу гражданских здания Российской империи — Зимний дворец в Петербурге и Большой Кремлевский дворец в Москве — отчасти ровесники. В результате опустошительного пожара Зимнего дворца, возникшего вечером 17 декабря 1837 г. и продолжавшегося более тридцати часов, от здания уцелели лишь стены и своды первого этажа. Для восстановления дворца уже 29 декабря была создана специальная комиссия под председательством министра императорского двора князя П.М. Волконского. В состав ее вошли инженер А.Д. Готман, архитекторы А.П. Брюллов, В.П. Стасов, А.Е. Штауберт, позднее К.А. Тон. Весной 1838 г. приступили к восстановительным работам, завершенным в основном в 1840 г.

Одновременно в Москве началось сооружение Большого Кремлевского дворца. Его статус соответствовал статусу Зимнего дворца, т. е. официальной резиденции российских государей. Таким образом, облику и отделке парадных залов Большого Кремлевского дворца (а именно они выступают основным носителем смысла, выражаемого архитектурой дворца) предстояло воплотить средствами “трех знатнейших художеств”, как и в петербургской резиденции императора, официальную концепцию царствования.

Смысл восстанавливавшегося после пожара Зимнего дворца предопределило пожелание Николая I видеть здание в прежнем виде. Пожелание это, принятое как генеральная задача, не было, однако, осуществлено буквально. И не только из-за отсутствия многих проектных материалов, но и потому, что в ходе восстановительных работ в планировку и облик интерьеров вносились существенные коррективы. Появился целый ряд новых залов, в том числе и парадных. Нельзя упускать из виду и то соображение, что каждый государь после Елизаветы Петровны внес свою лепту в изменение содержания и облика парадных интерьеров дворца.

Работы по перестройке парадных интерьеров, едва начатые Александром I, были не только продолжены при его преемнике, но и объединены общим содержанием. Поэтому, если по самым строгим меркам создание интерьеров первой половины XIX в. не совпадает в точности со временем строительства в Кремле, то во всяком случае можно с полным основанием утверждать, что в восстановленных после пожара 1837 г. парадных интерьерах петербургской резиденции воплощен один из аспектов архитектурной концепции николаевского царствования. Так или иначе, но оба — Александр I, создатель последней версии императорской резиденции, и Николай I, заявивший о необходимости воссоздать сделанное в свое время предшественниками, — исходили из представления о функции императорской резиденции, сложившегося при Петре I. А первый российский император воспринял опыт дворцового строительства европейских монархов эпохи просвещенного абсолютизма как апогея могущества самодержавной власти.

Императорский дворец (а тем более его самая содержательно, социально и художественно значимая часть — парадная) никогда не ограничивался утилитарной функцией жилища. Дворец и его сердцевина — парадные залы — всегда оставались первостепенным по значимости градо- и смыслообразующим элементом более широкой системы — города, если иметь в виду здание как таковое, и пространственно-планировочную структуру — интерьеры. Дворец времени просвещенного абсолютизма — это всегда политический, культурный, наконец, градостроительный центр столичного города или резиденции.

По словам Г.А. Гуковского, в XVIII — первой половине XIX в. основной “сферой приложения силы искусства и мысли был в первую очередь дворец, игравший роль и политического, и культурного центра, …и храма монархии, и театра, на котором разыгрывалось великолепное зрелище, смысл которого заключался в показе мощи, величия, неземного характера земной власти” 1 . В этой характеристике особенно существенным кажется указание на выполнение дворцом функции храма монархии. Факты свидетельствуют, что это была не просто метафора, а определение, точно соответствующее истинному положению дел.