Во второй половине 60-х годов как антитеза машинной безупречности и бездушию облика небоскребов Канады появляются первые сооружения, выстроенные с применением железобетонных ребристых конструкций, гиперболических параболоидов и т. д.; начинают широко применяться поверхности из необработанного бетона.
Архитектура зданий отмечена настойчивыми поисками экспрессии, подчеркнутой пластичностью форм, утяжеленностью и усложненностью композиции. Им присуща своеобразная «кубистичность» и раздробленность объемов, соседствующих в самых неожиданных и причудливых сочетаниях: сдвинутых, заглубленных, нависающих, выдвинутых вперед. В архитектуре Канады 1960-х годов все более отчетливым становилось влияние брутализма. Демаркационная линия между традиционным функционализмом и новым архитектурным направлением обозначается четко и недвусмысленно.
Функционализм сохраняет свои позиции в деловых постройках — офисах, банках, конторах, т. е. в архитектуре сооружений, так или иначе связанных с теми отраслями экономики страны, которые ориентируются на США. Функционалистическая архитектура небоскребов воспринимается канадцами как символ проамериканской ориентации, знак зависимости от южного соседа.
Поэтому хотя брутализм, как и функционализм, является продуктом внешнего влияния, он связывается в Канаде с идеями независимого развития страны. О существовании такой ассоциативной связи свидетельствует факт, что заказчиками построек в духе брутализма выступают, как правило, муниципалитеты, возводящие общественные учреждения: культурные, спортивные, центры искусства, театры, учебные заведения и, наконец, церкви.
Напротив, здания в духе функционализма строятся по заказам промышленных фирм, банков, торговых компаний. Но с брутализмом ассоциируются не только рост национального самосознания и поиски средств выражения национальной самобытности, а также особенности мироощущения нации, достигшей видимого благополучия, но благополучия в значительной степени эфемерного.
Поворот, обозначившийся в 60-е годы в архитектуре всех стран, приобрел в Канаде особенную резкость благодаря двум обстоятельствам— усиленным поискам форм, противостоящих «космополитизму» функционалистической архитектуры, и сравнительно благоприятной экономической конъюнктуре в стране. Темпы строительства в Канаде в этом десятилетии были выше, чем в большей части капиталистических стран.
Новые явления впервые получили четкое выражение в композиции тех павильонов всемирной выставки в Монреале (ЭКСПО-67), которые проектировали зодчие страны. В свою очередь, архитектура выставки оказала влияние на общее направление поисков канадских мастеров. Во всяком случае, именно здесь нашли законченное воплощение наметившиеся в брутализме поиски экспрессивного и драматического архитектурного образа.
Однако при всей сложности художественно-пластического языка павильонов композиция их основана на рациональной организации функциональных процессов, использовании современных материалов и конструкций. Главный павильон (архитекторы Эшуорс, Робби, Богэн, Уильямс, Ше- лер, Беркхам, Станкевич), представляющий собой сложную пространственную систему, образованную сочетанием распластанных объемов, завершается перевернутой пирамидой, над которой устроена видовая площадка. Композиция была названа эскимосским словом «Катимавик», означающим место дружеских встреч.
Символической и ассоциативной была форма тематических павильонов. Павильон «Человек и общество» (фирма «Эриксон Месси и К°») имеет вид изящного пагодообразного объема, составленного из многоугольных колец, образованных уменьшающимися кверху клееными балками. Динамика стремительно взмывающего вверх объема воплощает основную идею — неотвратимость, стремительность, многоплановость процесса урбанизации. Нарочито утяжеленные металлические каркасные конструкции образуют основу сложных композиций павильонов «Человек — исследователь» и «Человек — созидатель». Их пространственная система формируется сложной конструкцией из усеченных тетраэдров с наклонными стенами, на основе которых деревянные ограждения образуют расчлененные замкнутые пространства.
