Рассмотренная выше, сопровождалась некоторыми стабильно присутствовавшими тенденциями, тоже имевшими свою культурную мотивацию. Прежде всего, следует упомянуть ряд черт, необходимых для храма с точки зрения церковного сознания, которые сами собой реализовывались в архитектуре, ориентированной на допетровские образцы. Это — наличие иконических знаков, указывающих на сакральный смысл сооружения (главка с крестом); содержательная дифференциация внутренних пространств с обязательным выделением алтаря иконостасом; иерархия этих внутренних пространств. (В предыдущей главе пришлось специально подчеркивать, что в храмах классицизма подобные черты удерживались во многом вопреки тенденциям стиля.)
Из новых тенденций, характеризующих стабильные черты церковного художественного мышления, надо назвать стремление к т.н. «благолепию». Этот славянизм, означающий не просто красоту, но и благопристойность97, получил распространение с середины XIX века и стал означать украшенность, отвечающую достоинству церкви. Надо полагать, что в период классицизма, при господстве универсальных эстетических норм и критериев, не возникало побудительных причин говорить о специфике церковной красоты. В период же эклектики тема благолепия становится весьма распространенной, очень близкой и клиру, и приходам. И такой она остается на всем протяжении второй половины XIX в. и первых десятилетий XX в. В 1855 г. при освящении надвратного Алексеевского храма Страстного монастыря в Москве (арх. М.Д. Быковский) святитель Филарет Московский говорил, что «здесь предлагается праведному Алексию не убогая хижина при вратах великолепного дома (намек на житие святого. — А.Щ.), но благолепный храм над вратами благочестивой обители»98. Двумя годами позже он же при освящении Успенского храма в Преображенском хвалил создателей за «благолепие внутреннее и внешнее, которое теперь видим»99. В 1878 г. об управлявшем Рижской епархией (1849-1867 гг.) архиепископе Платоне (Городецком) писалось, что «он старался не только о том, чтобы там, где чувствовалась нужда в храме, был храм, но и о том, чтобы каждый храм имел приличное своему высокому назначению благолепие»100. В 1909 г. В. Полонский пишет о храме при Училищном совете Св. Синода, выстроенном по проекту А.Н. Померанцева и освященном в 1901 г.: «все украшения храма придают ему вид древнерусского и производят сильное впечатление по своему благолепию» .
«Благолепие» предполагает прежде всего чистоту и порядок в храме, наличие необходимого количества икон, украшенность интерьера, присутствие основных иконографических признаков храмовой постройки: купола с крестом, правильно организованного иконостаса и т.д. «Благолепие» предполагает максимально возможный вклад сил и средств в украшение храма и потому нередко выражается в обилии позолоты и сложности орнаментации. (Что, впрочем, отвечало вообще массовому вкусу эпохи. А.Н. Померанцев заметил в 1911 г., что «для современного вкуса, особенно — провинциального, простое и типичное кажется слишком пресным. Всем нужны не здания, а торты»102.) Характерна упоминавшаяся статья Полонского. Из разных мест текста видно, что к достоинствам благолепного интерьера относятся обилие позолоты, сложность и дробность декора (иконостас «резной с мелким рисунком», над Распятием «богатая золоченая сень… тонкой ажурной работы», над наружной мозаикой «медная вызолоченная изящная ажурная сень»). Важное достоинство видится в обилии росписей и их ориентации на древние образцы («сплошная роспись стен», иконы «все византийского стиля», расположение сюжетов росписи «по образцу древнерусских соборных храмов» и т.д.). В статье говорится, что внутренний вид храма «поражает благолепием и красотою как золоченого иконостаса, так и стенной живописи и фресок в строго выдержанном стиле старинных новгородских и московских соборных храмов»103. Заметим, что автор, в соответствии с указанной выше дефиницией, различает благолепие и красоту. Причем, если программное стремление приблизиться к древнерусским образцам характерно для периода рубежа веков, то «сплошная», ковровая роспись стен вполне отвечает и более ранней тенденции увеличения числа росписей в храмах.
Важным признаком «благолепия» становится соответствие убранства храма распространенным эстетическим критериям. Храм должен отвечать тому, что заказчику представляется красивым и значительным в художественном отношении. Критерии же красивого и значительного меняются, а нередко и в одно время не совпадают для различных слоев одного и того же общества. Весьма примечателен известный случай начала 1870-х годов, когда Р.Г. Игнатьев обнаружил в Елабуге в церковном амбаре киот времен Ивана Грозного. Несмотря на все его увещевания, духовенство отказалось ставить киот в храме на том основании, что он «безобразно несовременен»104. Это означает, что в далекой провинции «русский» стиль в это время еще не стал популярен, а помещать в храм несовершенные с местной точки зрения архаические формы ради их только исторической ценности казалось непочтительным.
Проблема формирования благолепного облика почти никогда не возникала при строительстве нового храма — новый, чистый, стилистически цельный и отвечающий основным требованиям канона храм практически всегда воспринимался как достаточно благолепный. Так оценивались и богатые постройки столицы или крупного монастыря, и скромные церкви бедных окраинных приходов. (Например, при освящении Суйсленской церкви Рижской епархии епископ оценил рисунок плана и чистоту ее отделки, красоту расположения, и, напомнив прихожанам, в «какой хижине» они молились до сих пор, поздравил их с «благолепным храмом»105). В то же время проблема благолепия нередко порождала конфликтные ситуации в тех случаях, когда дело касалось древних сооружений. Но это отдельная тема, которую не приходится рассматривать в настоящей работе.
