В Ярославле регулярный план задал идею обширной эспланады, соединяющей городской собор и Ильинскую церковь. Эта эспланада сама по себе сформировала достойный ансамбль классицизма. И собор, и Ильинская церковь оказались необходимыми смысловыми и формально-композиционными узлами этого ансамбля. Но их собственная архитектурная роль, особенно собора, оказалась значительно шире. Собор, как и в XVII в., господствовал над обширными пространствами по долине Которосли, формировал панораму города с Волги. Ильинская церковь в большей мере подчинилась замкнутому принципу пространственной организации, став центром не только эспланады, но и трапециевидной площади к западу от храма, ориентиром для стягивающихся к нему радиальных улиц. Однако обширные открытые пространства вокруг храма и в этом случае придавали ему в значительной мере черты традиционной свободной постановки храма в городском пространстве.
Такая свободная постановка преобладала в русских городах классицизма. Во многих случаях слишком слабым для целей регулирования оказывался периметр охватывающей храмы застройки. В Торжке Спасский и Входоиерусалимский городские соборы поставлены на прямоугольной площади, открытой к Тверце. Однако внушительные размеры соборов сделали обстройку тесной площади несопоставимой с храмовым комплексом, он господствует во всей застройке, в первую очередь — в панорамах, открывающихся с Тверцы. Здесь со-, боры зрительно связаны с расположенными у берегов соборами Борисоглебского и Воскресенского монастырей. Элементы регулярно организованных видовых связей оказываются вторичными по отношению к этим традиционно открытым связям крупнейших ансамблей города. При этом ансамбли, что важно, сформированы сооружениями классицизма.
В исторически сложившихся городах при реконструкции нередко даже не ставилась задача включения собора или приходской церкви в регулярно организованную площадь. Среди свободного пространства старой крепости остался стоять Троицкий собор Пскова, так же поставлен классицистический Борисоглебский собор Старицы. Оба собора господствуют в картинах города.
Нередко характер свободной пространственной организации сохранялся и у небольших приходских храмов, включаемых в регулярную планировочную систему. Характерный пример — Вологда, где новые улицы прошли так, что старые храмы остались во внутриквартальных пространствах. Это, конечно, почти полностью исключило многие церковные вертикали из общегородской композиции, придав кварталам ту горизонтальность построения, о которой говорилось выше. Но внутри кварталов стали складываться внешне не организованные, не зарегулированные дворы, в которых господствовали свободно стоящие в пространстве приходские церкви. Столь же свободное окружение сохраняли в Вологде церкви на набережных реки. Они составили характерную именно для этого города цепочку храмов, связанных с ландшафтом прибрежной зоны.
В XVIII — первой половине XIX в. появились новые черты в соотношении стилистических и типологических особенностей церковной и гражданской архитектуры. Эти новшества были не повсеместны, но чаще всего вполне заметны. В разделе, посвященном допетровским городам, отмечалось, что иконографические мотивы храмовой архитектуры отличались от присущих архитектуре светской, со временем эта последняя могла заимствовать некоторые мотивы церковных зданий, но до конца XVII в. обратное влияние не замечалось. В период преобладания ордерной архитектуры, при новом понимании значения храма в городе, картина заметно меняется. Ордер оказывается универсальной тектонической и иконографической системой, с помощью которой стремятся формально объединить и содержательно связать всю городскую застройку. В большинстве случаев в городах как губернского, так и уездного масштаба (в Калуге, Арзамасе) жилая и «казенная» каменная застройка центра города формировалась по той же иконографической схеме, что и основной объем храмов: и там, и там важнейшей темой были портики, фронтоны, профилированные карнизы. Различие появлялось в характере завершений, которые у храмов были сложнее, отличались вертикальной устремленностью. Хотя в некоторых случаях и здесь могло появляться иконографическое сходство. (Уже указывалось на подобие шпилей Петропавловского собора и Адмиралтейства в Петербурге, можно еще заметить, что низкие, плоские купола храмов Львова или некоторых более поздних церквей ампира сближаются с купольными завершениями дворцовых комплексов.)
Примечательно, что иконографическое сходство светских и церковных построек особенно сильно в нижней зоне, приближенной к земле. Эта зона связана с ближними точками обозрения, со сферой бытового восприятия окружения. Здесь храмы — часть монолитной городской среды, один из типов общественных сооружений. Только подняв взор, можно оценить их особенность, отличие от других построек. То, как естественно для себя мышление классицизма объединяет постройки нижнего регистра городского ландшафта, можно увидеть на многих примерах.
Многочисленны случаи, когда отдельные архитектурные формы храмов стремились иконографически подчинить характеру окружения. К церкви Адриана и Наталии в Мещанской слободе в Москве (XVII в.) в 1842 г. проектируется пристройка северного придела в виде одноэтажного особнячка с четырехколонным портиком. Апсиды храма Николы в Звонарях, выходящие на красную линию Рождественки, решены как одноэтажный домик позднего барокко с рустованными лопатками, членящими фасад на три части. Верхняя часть храма выглядит как принадлежащая сооружению, стоящему на втором плане.
Во многих случаях храмы допетровского времени переделывались в соответствии с ордерными нормами, и эти переделки, которые по мысли зодчего и заказчика должны были придать священному сооружению приличную, «грамотную» архитектуру, касались как нижней, так и верхней части храма. Покровская церковь в Братцеве в Москве (XVII в.) в 1830-е гг. вся должна была изменить свой облик, подчиняясь вкусам ампира. По проекту луковичные главы должны были стать сферическими куполками, колокольня — приобрести стрельчатые арки звона и классические архивольты аркады второго яруса. Четверик храма на всю высоту получал арочную нишу, апсида завершалась глухим портиком. Уничтожались изразцы в основании куполов. Проект был реализован не полностью: не переделывалась колокольня, сохранились луковицы пятиглавия, уцелели изразцовые пояса на барабанах и на четверике храма. Появилась все- таки арочная ниша на четверике, охваченная архивольтом, который опирался на рустованные пилоны, сооружен был и портик в торце апсиды. Пример характерен и своей тенденцией, в наибольшей степени выявленной в проекте, и неполнотой ее реализации. Не было сил переделать всё, во многих случаях переделкам препятствовало почтение к древности, тяга населения к сохранению привычного вида святынь.
Замеченная выше тенденция к унификации иконографических мотивов не могла, конечно, скрыть своеобразие храмов как определенной типологической группы сооружений. Во-первых, среди них сохранялось значительное количество церквей, построенных в XVI-XVII вв., лишь отчасти перестроенных в позднейшее время. Во-вторых, храмовые постройки XVIII-XIX вв., при всей своей включенности в стиль эпохи, выделялись куполами на высоких барабанах, наличием колоколен, специфическим сочетанием основных объемов и некоторыми другими своими чертами. Именно это выявляло их как объекты религиозного поклонения, и формально-композиционные доминанты, о чем говорилось выше.
Город XVIII — первой половины XIX в. чаще всего формировался как сложный, живописный, разнохарактерный организм, причем ключевую роль в складывавшемся образе играли храмы — как ордерной, так и более ранней стилистики.
