В европейской архитектуре двадцатого века возможно отметить различные тенденции, которые пересекают национальные и языковые границы, не имея при этом готового истолкования того, как они возникали. Тем не менее, должна существовать сеть обмена, передачи и распространения информации.
Это относится к «ар нуво», которое возникало — под разными названиями, но в сходных формах — повсюду, от Барселоны до Санкт-Петербурга, от Стамбула до Олесунна в Норвегии, который был перестроен в JugendstiT после опустошительного пожара 1904 года.
Относится сказанное и к модернизму, который появлялся в многочисленных вариациях во всей Европе, от Амстердама до Бухареста, начиная с 1920-хгодов. Монументальный стиль в 1920—1950-х годах нашел воплощение почти во всех уголках Европы, от Мальты до Осло, от Коимбры до Москвы. Послевоенный модернизм оставил глубокие следы в Стокгольме, Сплите, Лондоне и Люблине.
Разумеется, не все тенденции интернациональны в одинаковой степени. Некоторые из них в основном миновали те или иные страны (в Нидерландах сравнительно мало образцов архитектуры «ар нуво» или Jugendstil).
Существовали и такие движения, как «чешский кубизм», не говоря уже о его позднейшей вариации — «рондокубизме»; их влияние распространилось на небольшой территории. Но даже чешский кубизм не появился из ниоткуда. Он был бы немыслим без кубизма Пабло Пикассо и Жоржа Брака.
Более того, хотя чешский кубизм отличался от всего, что проектировалось и строилось в остальной Европе в первые два десятилетия двадцатого века, его параллели, скажем, с немецким экспрессионизмом или амстердамской школой в Нидерландах слишком очевидны, чтобы их игнорировать.
Опять-таки, в архитектуре двадцатого века можно выделить сколько угодно направлений, которые зародились в одной стране, регионе или городе, а затем на краткое время обрели последователей в других странах и получили международный резонанс.
Самые последние примеры — Superdutch и Swiss Box конца века или площади Барселоны 1980-х годов. Некоторые страны и регионы служили постоянными источниками вдохновения, в особенности Скандинавия. Двадцатый век был свидетелем нескольких волн скандинавского влияния.
В 1920—1930-х годах различные элементы ратуши Стокгольма (Рагнар Эстберг, 1911—1923) были восприняты в Нидерландах, а в 1950-е годы шведский мягкий модернизм встретил отклики в Великобритании и в Германии.
1950-е и 1960-е годы во всей северозападной Европе были ознаменованы расцветом простоты шведских, датских и финских архитектуры и дизайна (Норвегия здесь играла вторичную роль).
Далее, в первые годы после Второй мировой войны многие страны Западной Европы продемонстрировали ярко выраженный американизм. Он явил собой форму модернизма, который зародился в Европе и после войны вернулся в Европу кружным путем из Америки, сделавшись более строгим, технологически передовым и во многих отношениях менее фривольным и художническим, чем прежний европейский модернизм.
Другая волна американизма имела место в начале века, когда Европа импортировала небоскребы. Их американское происхождение было настолько само собой разумеющимся, что в 1940-е годы, когда в Москве начиналось строительство высотных зданий, власти специально предписывали, что они не должны выглядеть на американский манер.
Что касается интернациональной моды на национальные стили, то здесь масштаб и расстояние вроде бы играли заметную роль. Относительно небольшие страны — Нидерланды, Швейцария, а также те, которые считались отдаленными — страны Скандинавии, представлялись более удобными источниками вдохновения, чем крупные страны.
Небольшие размеры и большие расстояния позволяют легче составить представление об архитектурной культуре интересующей нации. Если же говорить о большой стране, находящейся в центре Европы, такой как Германия, то здесь определить архитектурную идею, которую можно было бы экспортировать, намного сложнее.
