Началось в 1958 г., когда де Голль вернулся к власти. Деловая зона района формировалась вдоль продолжения оси, идущей от Лувра к мосту Нёйи. Ось облекалась в мощную многослойную коммуникационную структуру с семнадцатью подземными уровнями, служившими для разделения потоков движения. Их связывали по вертикали пандусы, лестницы, эскалаторы и лифты. По сторонам платформы создана сеть подземных улиц, над ними — группа коммерческих сооружений, следующих рационалистической версии модернизма, европейская реплика Манхэттена.
Следующим этапом развития идеи «Больших проектов» стало создание Центра искусств им. Жоржа Помпиду (1972-1977) и подземного комплекса Лез-Алль на месте разобранных в шестидесятые годы металлических павильонов центрального рынка — «Чрева Парижа» (1979, архитекторы Клод Васкони и Жорж Панкреак). С этими объектами связано, собственно, и появление официального термина «президентские проекты». О первом из них, сооруженном по проекту Ренцо Пиано и Ричарда Роджерса, упоминалось выше как о раннем воплощении концепции хай-тека. Эта гигантская механическая игрушка, противопоставляющая традиционной возвышенности своих функций ироническую тональность формального решения, резко контрастна плотной исторической городской ткани плато Бобур. Противопоставление, впрочем, локально — «технократический монстр» воспринимается только с расчищенной перед ним площади и нескольких прилегающих улочек. Контраст с их постройками, подчеркивая дерзкий радикализм архитектуры Центра Помпиду, усиливает шок от ее необычности. Но здание не воспринимается в силуэте города, не совмещается в восприятии с прекрасными старыми постройками XVII—XVIII вв. в соседнем квартале Марэ.
В конечном счете, Бобур, привлекающий множество людей, при всей дерзости художественного решения, не отторгается исторической частью города. Как полагает Д. О. Швидковский, это объясняется соответствием общей закономерности формирования градостроительной ткани парижского центра, которой присуще ритмическое чередование мощных художественных акцентов, создаваемых знаменитыми ансамблями, и нейтральных жилых зон. «Центр Помпиду поддержал, несмотря на свой необычный характер, ритм мощных художественных акцентов срединной части Парижа. Он занял место в их ряду»56. Тем самым Пиано и Роджерс продолжили традицию включения в систему исторических ансамблей столицы Франции произведений смело новаторских, подобных башне Эйфеля.
Васкони и Панкреак, создавая комплекс Лез-Алль, избрали иной прием включения нового объекта в историческую ткань, стремясь визуально его нейтрализовать. Основные объемы комплекса размещены на трех понижающихся уровнях террас, вписанных в прямоугольник площади, образованной сносом павильонов «Чрева Парижа». Нижняя терраса стала подобием атриума, окруженного тремя ярусами галерей, накрытых стеклянными полуцилиндрическими оболочками.
В галереях размещены кафе и магазины. Ушедший под землю Лез-Алль не мешает восприятию исторической среды, готической церкви Сент-Эсташ. Но вместе с сооружениями в подземное пространство ушла и наполняющая их жизнь. Образовался обширный визуальный разрыв городской ткани. «Мертвая зона» нарушила закономерное чередование городских акцентов.
Создание Центра Помпиду и комплекса Лез-Алль подвело к кульминации развития «Больших проектов» Парижа, наступившей после победы Франсуа Миттерана на президентских выборах в мае 1981 г. Социалистическая партия, к которой он принадлежал, ставила целью демократизировать и социализировать Францию, укрепить ее положение в мире. Культура рассматривалась как опора прогрессивной экономики и социального развития. Исходя из этих предпосылок, Миттеран заявил о возрождении под государственным патронажем Парижа как культурного центра мирового значения. Архитектура должна была обеспечить развитие культуры города и символически выразить поставленные цели. «Большие проекты» из единичных реализаций долговременной культурной стратегии Миттеран превратил в программу, которая должна была преобразовать город в течение десятилетия.
Большие проекты Парижа вошли в число французских национальных программ, соприкасаясь с прославлением двухсотлетия французской революции, централизованной программой модернизации и стремлением играть доминирующую роль в Европе. Взаимодействие исторического и современного в системе Парижа должно было показать, что «левые» конца XX столетия унаследовали высокие идеалистические цели, заявленные в 1789 г. Трансляция идеологии социалистов в программу «Больших проектов» привела к формулировкам, по сути дела, конкретизирующим и уточняющим многие положения, выдвинутые ранее голлистами (надо полагать, что это облегчило организацию государственного патронирования программы в сложных ситуациях многопартийной системы).