Значительным явлением в архитектуре восьмидесятых стало одновременное строительство в Париже нескольких крупных сооружений культурного назначения, получившее коллективное наименование «Большие проекты». Не объв’
Не все сооружения, вошедшие в состав «Больших проектов», принадлежат к значительным достижениям архитектуры конца XX века. Положительный эффект для столицы Франции зависит от всего их ряда, изменившего город как целое. Их осознание как частей большого целого не привело к стилистической общности, созданию некоего -неопарижского» стиля. В архитектурном языке «Больших проектов» присутствуют хай-тек, неомодернизм и неомонументализм. соединенные иногда не без эклектичности. Но общий пафос стратегической цели имел очевидное влияние, сказавшееся в рационалистичности формообразования, стремлении к современности, предпочтении к крупным масштабам, иногда остро контрастным сложившимся городским контекстам (тем самым отсекались попытки внести в ряд «Больших проектов» очевидные черты постмодернизма и неоэкспрессионизма, а деконструктивизм смог оказать влияние лишь на малые формы архитектуры).
диненные формально единым планом размещения на территории города, они связаны общей амбициозной целью — вернуть Парижу роль мирового центра культуры и искусства, которой он обладал в конце прошлого и начале нашего столетия. «Большие проекты» субсидировались государством, но их поддержка не зависела от политической ориентации сменявшихся правительств; не подчиненные жестко сформулированной неизменной программе, они были приняты общественным сознанием как некая стратегическая цель нации. Эффект их реализации к началу девяностых для оживления культурной жизни Парижа и международной притягательности города был весьма значителен. Система города ощутимо изменилась, стала более ориентированной осмысленной.
«Большие проекты» имели свою предысторию, восходящую к концу второй мировой войны. В предвоенные годы в литературе и искусстве сложился образ Парижа — поэтичной и многоликой среды, бытующей как бы вне времени, но при том неотделимой от конкретности личного переживания, постигаемой только индивидуально, субъективно. Для каждого это был «мой Париж» — устало грустный или радостно праздничный. В его лиричности не оставалось места для истории, ее героев и монументов. Дух этого Парижа воплотили холсты Мориса Утрилло, книги Эрнеста Хемингуэя, фото и тексты Ильи Эренбурга54. Этот Париж «потерянного поколения» мог быть «праздником, который всегда с тобой», как утверждал Хемингуэй, — но не столицей империи. Этому образу Парижа в годы второй мировой войны был противопоставлен героический миф, вдохновлявший сражающуюся Фран- I цию и возглавившего ее генерала де Голля. В представлении последнего история Франции, предназначенной для великих свершений, входила в пространство Парижа, была овеществлена в его улицах, площадях, исторических зданиях, памятниках — «слава прошлого как бы присоединяется к славе сегодняшнего дня»55.
Идеология де Голля и голлизма была отвергнута Четвертой республикой в 1946 г., но стала внедряться в официальную государственную идеологию после того, как де Голль вновь пришел к власти в 1958 г. Вместе с ней возрождалось тяготение к величественному жесту в архитектуре, привитое Парижу в эпоху Людовика XIV и энергично обозначившее себя во времена «Второй империи» перепланировками префекта Османна. Энтузиастом идеи триумфального Парижа, призванной стереть грустный образ предвоенного города, стал министр культуры в правительстве де Голля блестящий писатель Андре Мальро. По его указанию освобождена от патины каменная кладка архитектурных памятников Парижа — их серо-сиреневый колорит сменился звонким золотистым. И от Мальро берет начало идея создания системы новых культурных объектов под государственным патронированием, идея «Больших проектов».
В сложной политической и социальной ситуации Франции шестидесятых идея, голлистская по своему происхождению, постепенно утверждалась, проходя ряд трансформаций. Первым реализованным «Большим проектом» стал комплекс в районе площади Дефанс. В его основе лежала идея создать новый деловой центр столицы вне ее исторического ядра. Рост парижского региона и его населения, развитие управленческих и коммерческих функций требовали строительства многих крупных сооружений. Размещение их в историческом центре нарушило бы гармоничность его сложившейся ткани и привело бы к катастрофическому росту транспортных потоков. К тому же высокая стоимость земли во внутренних зонах города стала экономическим стимулом для исхода центральных функций на периферию. Принципиальным было решение объединить их в крупном комплексе высокой плотности, лежащем на продолжении главной исторической оси Парижа, сложившейся в XVII—XIX вв. и ведущей на запад. Тем самым закладывался основной принцип «Больших проектов» — развитие исторически сложившейся структуры созданием новых комплексов, отражающих дух XX столетия на основе его технических возможностей.
