Для нас же сейчас важна еще одна задача: хотя бы кратко рассмотреть способы той трансформации произведений культуры, которые низводят высокие образцы в ранг китча. Здесь представляются важными два свойства китча. Одно из них уже неоднократно замечалось: китч если не всегда, то чаще всего стремится имитировать богатство — богатство материала или богатство отделки. Весьма характерно обилие декоративных мотивов, виньеточек и тому подобного, обрамляющих то или иное изображение. В светском быту это какая-то реализация мечты о богатой жизни, в церковном быту — попытка соответствовать тем традициям благолепного украшения, которые заданы иными эпохами псевдороскошного узорочья ярославского или палехского стиля.
Другое свойство китча — пренебрежение логикой формообразования. Правильнее сказать, не пренебрежение, а непонимание ее. Ведь здесь часто работают или оказываются в роли заказчика не профессионалы, знающие подлинные образцы, и только подрабатывающие на «ширпотребе», а люди, органично принадлежащие культуре китча. Для них не важно отношение содержательного центра композиции и фона, логика соподчинения элементов ордерной структуры и т.п. Фон может забивать изображение, колонны — ничего не нести, будучи просто частью рокайльного обрамления какого-то сюжета.
В церковном благочестии «богатство» и украшенность китча может оказаться сродни тяге к благолепию. Для человека неискушенного, потерявшего связь с подлинной культурной традицией, наиболее заметными оказываются уже упоминавшиеся иконографические знаки, а также общее впечатление декоративности произведений прошлого; внутренняя же логика построения формы ускользает и кажется неважной. Так элементы китча стали попадать в церковное искусство, в архитектуру. (Надо заметить, что непонимание логики формообразования, стремление к «чистому» декоративизму появились уже в конце XIX в., когда Археологическая комиссия должна была бороться с нарушавшим характер памятников «благолепием» убранства храмов. Но тогда разрыв с традицией и непонимание характера стиля еще не достигали уровня, характерного для XX века).
В интересующих нас вопросах храмостроения почти весь послереволюционный период не задавал позитивных задач: в лучшем случае речь могла идти о сохранении и реставрации ранее построенного, в худшем — о тотальном уничтожении храмов. Основной период уничтожения церквей — с середины 1920-х до серединв1 1930-х годов, но к этому надо добавить и разрушительные плоды антирелигиозной кампании начала 1960-х годов. Что касается реставрации и восстановления церковных сооружений в первое послереволюционное десятилетие, то здесь продолжалась инерция реставрационных работ начала века, послевоенный же период реставрации стремился возродить некий корпус культурных раритетов, необходимых государству из идеологических соображений, главным образом — в целях патриотического воспитания масс19. Крайне немногочисленные новые храмы, возникавшие в этот период, представляли собой скромные утилитарные постройки, не пытавшиеся решать какие-то задачи художественной образности.
Положение изменилось в последнее десятилетие века в связи с политическим и экономическим реформированием страны. Государство перестало быть программно атеистическим, и сразу же выяснилась потребность в достаточно широком строительстве храмов. Первым объектом проектирования, еще вполне декларативным, стал храм, посвященный Тысячелетию крещения Руси на окраине Москвы. Определению его облика был посвящен конкурс, о котором скажем позже. Вскоре после этого практически по всей стране стало достаточно систематическим и планомерным строительство новых церквей. В данном разделе главы надо попробовать понять, в какой культурной обстановке это происходило. В начале 1990-х годов следует указать на мотивы храмостроения, внешние по отношению к Церкви. Вероисповедание и его выражение в искусстве оказывалось связанным с политической мотивацией — с поддержкой того или иного идеологического курса. Важнейшим мотивом было декларирование начала эпохи нового государственного строительства, разрыва с идеологией недавнего прошлого и, в связи с этим — нового отношения к Церкви. Проявлением такой мотивации было и проектирование храма в честь Тысячелетия крещения Руси, и восстановительные программы — воссоздание храма Христа Спасителя, Казанского собора, Иверской часовни в Москве. По мере того, как храмостроение становилось обыденным явлением в жизни общества, идеологические мотивы стали сходить на нет.