Перед Второй мировой войной существовало четкое разграничение между архитектурой, ориентированной на будущее, и той, которая выражала «здесь» и «сейчас». Но после 1945 года это различение стало не столь ярко выраженным. Формы и идеи устремленного вперед авангарда, который принес такие богатые плоды к 1939 году, были впитаны более обыденной архитектурной действительностью 1950-х годов и освободились от своего возвышенного утопизма.
Модернистские представления о свете, воздухе и пространстве, о befreites wohnen («освобожденном проживании»), как назвал этот комплекс идей Зигфрид Гидион в 1929 году, о применении новых материалов и технологий, о массовом производстве и функциональности как главных целях архитектуры (а все эти предметы в прошлом несли идеологическую нагрузку) стали, по-видимому, самоочевидными составляющими дизайнерской и архитектурной практики в большинстве европейских стран.
Этот тип современной архитектуры получил повсеместное распространение отчасти благодаря устойчиво высоким темпам строительства, что первоначально было вызвано необходимостью устранять причиненный войной ущерб, а затем — удовлетворять потребности растущего и все более процветающего населения.
В то же время, когда рожденные авангардом идеи и формы усваивались основным архитектурным потоком 1950-х годов многие архитекторы, бывшие до той поры радикальными модернистами, отказались от доктрины функционализма. Точнее говоря. Многие из них вступили на новый путь еще в 1930-е годы. Об этом сдвиге свидетельствуют темы послевоенных конференций последователей СІАМ: архитектура и искусство стали восприниматься как сердце города и среды обитания. На этих конференциях речь шла о более гуманистических и поэтических предметах, чем те, что интересовали архитекторов в предвоенный период (жилище, необходимое для существования, рациональные подходы к строительству, функциональный город).
Авангардный модернизм 1920-х и 1930-х годов после 1945 года переплавился в fonctionalisme tempere («умеренный функционализм»; этим термином Жак Люкан охарактеризовал французскую архитектуру указанного периода).
Модернизм стал более умеренным в двух разных отношениях. Во-первых, его формы, материалы и цвета приобрели более мягкий и обыденный характер. Во-вторых, он усвоил роскошь и блеск, которые порой характеризовали его в значительной степени. В Европе это наблюдалось реже, чем в Соединенных Штатах в 1950-е и 1960-е годы, но и в Европе — отчасти вследствие американского влияния, а также американских архитекторов, заказчиков и спонсоров — развилась архитектура изобилия. Первые образцы этого роскошного модернизма появились в 1960-е годы.
Это были такие крупные здания общественного назначения, как Новая национальная галерея в Берлине, построенная по проекту Миса ван дер Роэ, Датский национальный банк Арне Якобсена в Копенгагене, Дом Новой Зеландии «Роберта Мэттью, Джонсона Маршалла и партнеров» в Лондоне и Дворец Федерации в Белграде. Модернистским блеском могут похвастать и некоторые корпоративные структуры: административные здания Жана Чуми в Веве и Лозанне, центральный офис «Джонсон Уэкс» Хью Масканта в Мейдрехте, головной офис «Ван Лир» Марселя Бройера в Амстелвене, многочисленные международные бизнес-отели и аэропорты.
В сочетании некоторых излишеств и элементов изобилия с деталями, выделанными с ювелирной тонкостью, эта разновидность модернизма отразила роскошь, которой уже наслаждались в 1960-е годы многие европейские страны. Она также показала, в какой мере архитектура модерна сделалась атрибутом истеблишмента.
Гостеприимство, непринужденность, комфорт, предлагаемые модернизмом, заметны в архитектуре магазинов, универмагов и торговых центров, таких как Лейнбан в Роттердаме работы Ван ден Брука и Бакемы; в архитектуре кафе, ресторанов и увеселительных заведений, а также выставочных павильонов, в частности, тех, что были представлены на фестивале Британии 1951 года и на Экспо-58 в Брюсселе. В этих сооружениях идеализм предвоенного модернизма был переосмыслен и обрел менее высокопарный облик. Архитекторы уже не хотели работать в первую очередь на благо человечества; их внимание стали больше привлекать потребности отдельного человека.
Северный модерн в архитектуре
Каждая страна пытается сохранить свой индивидуальный стиль, свою историю, свои корни, что легче всего отразить в архитектуре зданий и интерьере помещений. Многие жители предпочитают в квартирах стиль которых напоминает о местных традициях и истории.
Существует Северный модерн. Сейчас он активно работает в Финляндии, Латвии, Швеции, ведется строительство домов с его применением и в Петербурге. В некоторых скандинавских странах и прибалтийских государствах в конце 20 века шел культурный и духовный рост самосознания богемных слоев общества, это и привело к необычному выражению в архитектуре городских квартир многоэтажных домов нового стиля.
Он выражается в плавных линиях, плюс гармонии материалов и в декоре стиля местной природе. Северный модерн — это больше графичности, пластика и линии.
К примеру, в Латвии этот стиль — попытка развития своего культурного стиля. Здесь имеются здания, которые сохранили местный архитектурный стиль, они и сейчас хорошо вписывается в застройку Риги, кроме того это отражение промышленности, которая активно развивалась в то время.
В Швеции северный модерн выполняет другую функцию — он противодействие индустриализации. Местное население усмотрело в индустриализации врага, как опасное иностранное явление, как отход от своих корней и поэтому всячески ей сопротивлялось. Финляндия, здесь для нее Северный модерн стал символом индивидуализма, как и в Латвийском государстве.
